– Сожалею, – покорным голосом промолвил он.

– Если бы ты оплакивал Алекса – это вызвало бы у меня уважение. Но… Веди себя так, чтобы он мог тобой гордиться. И ты сам.

– Я так по нему скучаю! – Голос его звучал из самого сердца.

– И я тоже. Так ты остаешься?

– Подумаю об этом.

– Решай сейчас. – Моя спина отвратительно болела. В глазах у меня стояли слезы, и надо было поскорее со всем этим покончить.

– Вы будете грубы со мной.

– Если ты этого заслужишь.

– Я уже почти взрослый. Я не нуждаюсь, чтобы кто-то пытался стать мне отцом.

– Тогда уезжай вместе с Мойрой. Или катись на все четыре стороны. – Я крикнул:

– Мойра, мое кресло подняли?

Он что есть силы ударил в подушку:

– Ладно, будь оно все проклято, я останусь!

– Остаешься без ужина! – Я откинулся назад. – Я не потерплю богохульства. – Выпрямившись, я попытался Дотянуться до дверной ручки. Бевин и Арлина ждали меня с креслом. – Ну, вкатывайте его, что стоите?

– А если я снова так скажу?

– Тебе рот заклеют пластырем. Возможно другое: два часа упражнений с Ансельмом завтра, и у тебя будет столько же времени для общения с мистером Кэрром. И со мной тоже. Я подумаю о том, что тебе рассказать из того, чего не знает он. Кадеты занимаются по два часа. И ты сможешь.

– Я скоро все это возненавижу. – Его слова, казалось, заполнили комнату, весь дом и всего меня.

Утром, когда мы с Бевином были погружены в работу, на моем голографовизоре высветилось рукописное послание:

Я застонал.

– Где наш гардемарин?

– В своей комнате, думаю.

– Давай его сюда. – Бевин посмотрел на мобильник. – Поднимись по лестнице и приведи его. Я жду его здесь через несколько минут. – Я едва сдерживал себя.

– Слушаюсь, сэр! – Он бросился выполнять приказание.

Когда они вернулись, Ансельм все еще заправлял рубаху в брюки.

– Гардемарин Ансельм докладывает!

– Слушаю внимательно. Дэнил, выйди. – Держа в руках распечатанную записку гардемарина, я злобно на него смотрел. – Ты нарушил приказ?

– Да, сэр, – отчеканил он, не моргнув глазом.

– Поведай мне детали.

– Я был… – Он глубоко вздохнул. – Вчера днем, сэр, когда вы были с Майклом, я подошел к бару с напитками и налил себе немного виски.

Я взревел:

– Тебе это так просто не пройдет! – Мой кулак опустился на стол с такой силой, что голографовизор подпрыгнул. Тадеуш ничего не ответил. – Ну?!

Я знал, что это нечестно. Я не задал вопроса, требуя ответа, не давая ему возможности что-то сказать.

– Да, сэр, мне это так не пройдет. Я знал это, когда докладывал вам. – Его лоб слегка поблескивал.

– Сколько?

– Виски? Несколько глотков.

Хорошо, что мои онемевшие ноги не давали мне возможности подняться с кресла. Я хлопнул рукой по подлокотнику:

– Стыд. Позор.

– Да, сэр. Все именно так, – дрожащим голосом промолвил он.

Я мрачно его оглядел. Живот подтянут, руки по швам. Вздохнув, я взял свой официальный бланк. Написать записку было минутным делом.

Заканчивай одеваться. Немедленно отправляйся на базу Флота «Потомак» и передай эту записку дежурному офицеру. На этот раз ты пройдешь через настоящую порку.

– Слушаюсь, сэр. – Он взял записку.

– По возвращении поставишь на место новую бутылку виски, купленную на твои собственные деньги.

– Слушаюсь, сэр.

– Доложите мне потом обо всем, мистер Ансельм. И мы поговорим. Свободны.

Он подчеркнуто четко козырнул, повернулся кругом и вышел.

Чем бы мы ни занимались этим утром, я едва что-то понимал. Как раз перед обедом Ансельм осторожно постучал в мою дверь.

– Гардемарин Ансельм докладывает о выполнении приказа, сэр. – Он мог бы ничего и не говорить. Все было видно по его походке и подавленному виду.

– Очень хорошо. На сегодня все, Дэнил. Тэд, садись или стой, как тебе удобнее.

Ансельм осторожно сел на стул, повернулся и привалился боком к спинке.

– Мне жаль, что возникла необходимость тебя выпороть. Я восхищен твоей смелостью при написании докладной записки. Ты вел себя достойно.

– Это был приказ.

– Но не было приказа пить.

– Я не мог… – Его глаза повлажнели. – Я не мог с собой справиться.

– Помоги мне понять, почему, – мягко спросил я.

– Я обязан отвечать?

– Нет, – смягчился я. – Я вправе наказать тебя за твои действия, но не вправе вторгаться в твои мысли.

Некоторое время было слышно только его дыхание.

– Вы никогда не мечтаете о том, чтобы вернуть прошлое?

– Когда я был моложе… – Я бы дорого заплатил за то, чтобы снова увидеть отца, идущего ко мне от ворот Академии. Вне всякого сомнения, отец любил меня, хотя на свой манер, и редко это показывал.

– Мне часто снится один сон. Это, сэр… Я знаю, что не смею просить, особенно сегодня, но… – Он сделал глотательное движение. – Не смейтесь надо мной. Я этого не выдержу.

– Не буду смеяться.

– Со мной это было с дюжину раз. Думаю, я нахожусь на вокзале высокоскоростной железной дороги. Стою на платформе. С моим отцом. И поезд вот-вот отойдет. – Молча я выкатился из-за стола. – Мы должны уехать вместе. Только он в вагоне, а я нет. Не знаю, почему. Я хочу войти, но двери закрываются. А потом… потом… – Он постарался овладеть собой. – Поезд трогается с места. Движется сначала медленно. Папа стоит у двери, печально смотря сквозь стекло. Я бегу рядом, стараясь запрыгнуть в вагон, чтобы поехать вместе с ним. Поезд идет быстрее и быстрее, пока я не начинаю отставать. А отец все смотрит на меня. Наконец поезд скрывается из глаз. Я остаюсь один. – Я был не в силах что-то сказать. – А потом я пробуждаюсь. И обычно плачу.

– Господи Боже!

– Вчера это снова мне снилось.

– И поэтому ты выпил моего виски.

– Да, сэр. Выпил.

– Ладно. Я знаю, что у тебя болит мягкое место. Завтра у тебя будет выходной.

– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.

– Если выпьешь еще раз, то снова будешь выпорот. Все очень просто.

– Да, сэр.

Я поколебался, размышляя, как устранить причину его срывов.

– И вот еще строгий приказ: если это начнет тебе сниться снова, ты должен немедленно меня разбудить. Подтверди, что понял приказание.

– Приказ получен и понят, сэр. Если мне снова начнет это сниться, я должен вас разбудить.

– Свободен.

Я застегивал рубашку в ярко освещенном смотровом кабинете госпиталя Боланда.

– Итак?

– Все идет так хорошо, как и можно было ожидать, – довольным голосом промолвил доктор Кнорр.

Арлина притопнула ногой:

– Что это значит?

– Рана закрывается, инфекции нет.

– У него постоянно ужасные боли. Иногда вечерами… Я поежился. Это было мое тело, и я решал, рассказывать что-либо или нет.

– На самом деле это хороший знак. Нервные пучки не разорваны окончательно. – Кнорр раскинул руки в стороны:

– И вы теперь работаете мускулами, которыми никогда не пользовались. Вообразите старый дом, не ремонтировавшийся много лет. И вы заменяете половину опорных брусьев. Во время этой работы будет немного шумно.

– Это глупейший…

– Ник, – одернула меня Арлина.

– Ладно. Может кто-нибудь из вас внятно мне все рассказать?

– Что, по-вашему, я должен вам сказать, господин Генеральный секретарь?

Я сделал глубокий вздох, потом еще один:

– Операция вернет мне ноги?

– Ситуация многообещающая, особенно с учетом: того, что у вас еще сохранилась чувствительность в паху. Я хочу, чтобы вы встретились с Дженили.

– Как скоро он может сюда прибыть?

– Это вам надо будет отправиться в Лунаполис.

Мена взорвало:

– Я парализован, и у меня много дел. Вызовите его сюда.

– Вряд ли это получится. – Он поднял руку, чтобы остановить мои возражения. – Все диагностическое оборудование находится в его клинике. Он не может переместить все сюда ради одного пациента.